Акселерандо - Страница 32


К оглавлению

32

«Мне это тоже не нравится». Аннетт встает. «Если он сейчас не перезвонит…»

«То ты отправишься и его отыщешь».

«Oui». Улыбка мелькает на ее лице, и тут же сменяется хмурым беспокойством. «Что с ним могло случиться?»

«Что угодно. Или ничего» Джанни пожимает плечами. «Но продолжать без него мы не можем». Он бросает предупреждающий взгляд. «И без тебя — тоже. Не попадайтесь в руки борга, оба».

«Не переживайте. Я сейчас поеду и приведу его обратно, что бы ни случилось». Она встает, спугнув крадущийся под ее столом пылесос. «Оривуар!»

«Чао».

Она уходит из своего офиса, и Джанни с мерцанием исчезает за ее спиной, оставив только монотонно-серую стену за погасшим проектором. Джанни сейчас в Риме, она — в Париже, Маркус — в Дюссельдорфе, а Ева — во Вроцлаве. Их цифровые каморки разбросаны по всей Европе, но пока они не пытаются пожать друг другу руки, можно болтать друг с другом как угодно. Несколько уровней анонимизации на линиях сообщения — не помеха ни доверию, ни грязным шуткам.

Джанни пытается выбраться за пределы региональной политики и выйти на арену национальных интересов Европы. Работа его избирательной группы — их задача — состоит в том, чтобы помочь ему занять кресло представителя по делам искусственного интеллекта в Комиссии Конфедерации — а оттуда уже можно заняться раздвиганием границ послечеловеческого мира в дальний космос и далекое будущее. И это делает потерю ключевой фигуры их команды, штатного футуролога и посредника, чертовски выгодной кое-кому. У стен есть уши, и не все мозги, к которым они подключены, являются человечьими.

Аннетт взволнована гораздо больше, чем она позволила себе выказать перед Джанни. Для Манфреда достаточно необычным было бы любое выпадение со связи — тем более с ней. Его агент-секретарь отгородился от нее глухой стеной, и это не лезет ни в какие ворота. Вот уже два года, как ее апартаменты стали для него… если не домом, то лучшим кандидатом на эту роль. Что-то тут нечисто. Вечером Манфред выскользнул наружу, сказал, что отлучится на всю ночь — и теперь он не отвечает. Джанни намекал что-то об особом поручении, но она тревожится все больше. Может это его бывшая жена? Вряд ли, от Памелы никогда не приходило ничего особенного, разве что саркастические открытки, присылаемые ею на дни рождения дочери Манфреда, которую тот ни разу и не встречал. Музыкальная мафия? Письмо-бомба от Американской Ассоциации Охраны Авторского Права? Но его медицинский монитор вопил бы во всю глотку, случись что-то подобное.

Аннетт устроила все так, что ему стало нечего бояться крышевателей интеллектуальной собственности. Она дала ему поддержку, в которой он нуждался, а он помог ей найти ее собственный путь. Вспоминая, как многого они добились вместе, она неизменно чувствует счастье и тепло. И именно поэтому сейчас она так встревожена. Сирена не прозвучала!

Аннетт вызывает такси до Шарль де Голля. К моменту прибытия в аэропорт она уже успевает задействовать свою парламентскую карту и забронировать сиденье в административном классе на ближайший A320 в Тёрнхаус, аэропорт Эдинбурга, и заказать гостиницу, а так же транспорт от аэропорта. Самолет набирает высоту над Ла-Маншем, и тут до нее доходит значение последнего сказанного Джанни на встрече. Не имел ли он в виду, что Сообщество Франклина может представлять опасность?

* * *

Приемный зал в отделении скорой помощи обставлен глубокими зелеными креслами и украшен детскими рисунками — инвертированными визуализациями объемов, которые лепятся к стенам и смахивают на сюрреалистичные скульптуры из конструктора Лего. Вокруг ватная тишина — вся доступная пропускная способность сети передана медицинским мониторам. Плачут дети, воют сирены подъезжающих экипажей скорой, разговаривают друг с другом люди — но для Манфреда здесь тихо, как на дне глубокого пруда. Как будто он затянулся чем-то крепким — только без чувства эйфории или ощущения, что все стало хорошо. По углам коридоров торговые автоматы готовы накормить всякого, кто готов поверить, что шашлык — из голубятины, рядом выстроились изголодавшиеся ржавые терминалы приема пожертвований. Дальше расположились хронические пациенты, и видеокамеры неусыпно следят за рядом синих спальных мешков у станции присмотра. Манфред, запертый в собственной голове, испуган и растерян.

«Я не могу принять Вас, пока Вы не подпишете соглашение о конфиденциальности» — говорит медбрат-распределитель, суя Манфреду под нос старинную табличку. Обслуживание в общественном здравоохранении еще бесплатно, но для уменьшения количества скандалов пришлось принимать меры. «Подпишите статью о неразглашении здесь и здесь, или принимающий врач не сможет вас обследовать».

Манфред сонно разглядывает краснеющий нос медбрата — видимо, слегка воспаленный от нозокомиальной инфекции. Его телефоны снова принялись за перебранку, и он пытается вспомнить, почему. Обычно они не ведут себя так. Чего-то не хватает, но как же трудно понять, чего именно… «Почему я здесь?» Спрашивает он в третий раз.

«Подпишите!»

Ему в руку суют ручку. Он фокусирует взгляд на странице. И срабатывают глубинные рефлексы: Манфред резко выпрямляется.

«Это нарушение прав человека! Здесь сказано, что вторая сторона обязуется не разглашать любую информацию о распределении пациентов, а так же о процедурах и процессах, применяющихся в институте здравоохранения, — то есть у вас — любой третьей стороне — то есть средствам массовой информации — под страхом конфискации оказанных услуг, согласно разделу № 2 акта о реформировании услуг здравоохранения. Я не могу подписать это! Вы можете конфисковать мою левую почку, если я напишу в Сети о том, сколько я пробыл в больнице!»

32