Акселерандо - Страница 157

157

«Мы мертвецы» — говорит она. И добавляет, со смешком, жестким и коротким: «Нам не обязательно снова жить в смутные времена, если мы этого не хотим».

«…Что это за игра?» — спрашивает он с пересохшим ртом.

«Репродуктивный императив». Она фыркает. «Давай, вставай. Иди сюда».

Он послушно встает, но не шагает к ней. «Чей императив?»

«Не наш». У нее дергается щека. «Когда ты мертв, ты начинаешь во многом разбираться. Эта проклятая кошка должна нам ответы на многие вопросы».

«То есть ты говоришь, что…»

Она пожимает плечами. «А ты можешь придумать этому всему другое объяснение?» Она шагает вперед и берет его за руку. «Деление и рекомбинация. Разделение единиц меметического кода по разным группам, и тщательно просчитанное перекрестное оплодотворение. Айнеко не просто пытался вывести лучшего Макса, когда он устраивал все эти свадьбы и разводы, все эти штучки с эйген-родителями и с выгруженными ветвями. Айнеко занимается разведением наших сознаний». Ее пальцы в его руках тонки и холодны. Он содрогается от накатившегося отвращения — будто рядом мертвец. Потом он понимает — это включилось кондиционирование, топорно установленные рефлексы, которые как-то умудрились сохранилиться после всего, что было. «Даже наш развод. Если…»

«Ну конечно же, нет». Сейчас Манфред помнит уже и это. «Айнеко не был тогда самоосознающим!»

Идеальная бровь Памелы приподнимается. «Уверен?»

«Ты хочешь знать ответы».

Ее дыхание учащается, и он чувствует его своими щеками, от чего мелкие волоски на его шее поднимаются дыбом. Она кивает — кратко и решительно. «Я хочу знать, насколько большая часть нашей истории была срежиссирована кошкой. Тогда, когда мы думали, что сами хотим снова и снова совершенствовать ее оборудование, это были мы? Или он позволял нам думать, что это были мы?..» Она шумно выдыхает. «Развод. Это тоже были мы? Или нами манипулировали?»

«Наша память. Она настоящая? С нами действительно происходило хоть что-то из всего этого? Или же…»

Она стоит в двадцати сантиметрах от него, и Манфред осознает, как богато он ощущает ее присутствие, запах ее кожи, вздымающуюся в ритме дыхания грудь, расширение ее зрачков. Бесконечно долгое мгновение он смотрит в ее глаза и видит собственное отражение — ее модель его сознания? — глядящее на него в ответ. Общение. Безжалостная машина. Она отступает на шаг — каблук цокает по полу —, и иронично улыбается. «Тебя дожидается новое тело. Оно только что изготовлено — кажется, Сирхан говорил с твоим отражением из архивов храма истории, и оно решило реинкарнировать. Что за день невероятных совпадений, да? Почему бы тебе не пойти и не воссоединиться с ним? Я встречу тебя, и мы пойдем и зададим Айнеко пару непростых вопросов».

Манфред делает глубокий вдох и кивает. «Пожалуй, так мы и сделаем…»

* * *

Маленький Манни — клон с семейного древа, ставшего направленным циклическим графом — не понимает, отчего вся эта суматоха, но он видит, что его мама Рита расстроена. Это как-то связано с кошачьей штукой, вот что он знает, но Мама не хочет рассказывать ему. «Дорогой, пойди поиграй с друзьями» — отвлеченно говорит она, и даже не отщепляет отражение последить за ним.

Манни идет в свою комнату и с минуту рыскает в игропространстве, но там нету ничего настолько же интересного, как кот. Кошачья штука пахнет приключениями, чем-то запретным, сделавшимся достижимым. Манни удивляется, откуда папочка ее достал. Он пытается позвать отражение Большого Манни, но Большой не отзывается — спит, наверное. И после неудачной попытки отвлечься и поиграть, оставившей его в раздражении, игропространство — в полном беспорядке, а иллюстрации Сендака — спрятавшимися за большим басовым барабаном, Манни делается скучно. Но он еще, в сущности, маленький мальчик, и еще не наловчился как следует метапрограммировать свое состояние. Потому вместо того, чтобы настроить свои ощущения так, чтобы уже не было скучно, он крадется к потайному порталу в спальне (который Большой Манни-отражение когда-то для него перепрограммировал — он связал его с малоиспользуемым общественным А-порталом, а тот, в свою очередь, превратил руткитом в прокси-сервер телепортов). И оттуда он отправляется вниз, в подземелье Красной площади, где бормочут и кричат что-то своим мучителям освежеванные существа, где на столбах, подпирающих небо, висят истерзанные и распятые ангелы, а банды полудиких детей разыгрывают свои психопатические фантазии на безответных андроидных копиях родителей и прочих авторитетов.

Там Лис, и Випул, и Карин, и Морган. Лис переоделась в боевое тело, в своего устрашающего серого боевого робота с длинными шипами и поясом сюрикенов, грозно вертящимся вокруг нее. «Манни! В войнушку?»

У Моргана вместо рук могучие рассекающие клешни, и Манни радуется, что пришел, снарядившись: его третья рука от локтя превратилась в костяную косу. Он с восторгом кивает. «Кто враг?»

«Они!» Лис разворачивается и показывает на стаю детей по ту сторону бутафорской кучи лома. Они собрались у помоста и тычут какими-то светящимися штуками во что-то извивающееся и заключенное в чугунной клетке. Все это — понарошку, но вопли — все равно настоящие. Манни вспоминает, как он умер здесь в последний раз, и как потом опять долго огораживал место в памяти вокруг выпотрошенного тела и черной дыры боли. «Они поймали Люси и мучают ее! Нам надо ее вернуть!» В играх никто не умирает по-настоящему (то есть — насовсем), но дети могут быть очень, очень жестоки — и если позволять им находить отдушины в игре, их легче будет удержать от того, чтобы сделать что-нибудь по-настоящему опасное и угрожающее структурной целостности биосферы. Так что взрослая часть населения Новой Японии решила, что уж лучше давать им отрываться друг на друге и полагаться на Город в исправлении сопутствующего ущерба.

157